Интермиссия наступила мгновенно и длилась с сентября по май. Мы даже летали навестить его родных в маленький северный городок. Провели у них сказочную неделю. Пока не умер отец С., которого тот любил всем сердцем. Я удивилась, насколько трудно моему любимому выразить хоть какую-то эмоцию. И на отпевании, и на похоронах он стоял, словно замороженный. Ночью он прижимался ко мне, как испуганный подросток. Явной депрессии не было, но подъем уже пошел. Мне казалось, что кто-то отнял у меня мечту. От С. повеяло холодом. Радостные встречи, по-детски смешная возня под одеялом, забавные истории, ночи, такие страстные, что одно воспоминание о них вызывало сладкую судорогу во всем теле – все это осталось позади. Как и «С, зайди за мной в пять утра». Сначала С. почти все время спал, и, не сумев вытащить его на прогулку, я перестала сопротивляться.

Подошел к концу отпуск. С. жаловался на отсутствие каких-либо сил. Во всем, начиная от собственного отражения в зеркале и заканчивая комнатой, которая совсем недавно казалась ему райским гнездышком, он видел лишь недостатки. Словно ему в глаза и сердце попали те самые осколки колдовского зеркала Снежной королевы. Такое видение мира еще сильнее деморализовало и его, и меня. Вскоре я тоже начала терять силы. Срывалась при нем, плакала. Кричала, что мне плохо с ним, что я полюбила совсем другого человека. В общем, делала все ровно наоборот, не так, как нужно. Мне казалось, что я уже не люблю ни С., ни родственников, видевших во мне лишь распущенного паникера, ни себя… Этим и опасны знакомства во время маний, особенно романтические. Ты встречаешь Грея, который плывет к тебе на алых парусах, а потом… Потом паруса срывает холодный ветер. Ты понимаешь, что все эти паруса, романтика, фонтанирующая страсть – не норма, но подсаживаешься на них, как на наркотик. Даже рискуешь начать подстрекать его бросить таблетки. Мне хватило силы воли избежать хотя бы этого.

«Этим и опасны знакомства во время маний, особенно романтические. Ты встречаешь Грея, который плывет к тебе на алых парусах, а потом… Потом паруса срывает холодный ветер. Ты понимаешь, что все эти паруса, романтика, фонтанирующая страсть – не норма, но подсаживаешься на них, как на наркотик».

О, эти ужасные тихие истерики, которые не сдержать никаким усилием воли! Сначала ты просто плачешь навзрыд, но легче не становится. Потом слезы заканчиваются, а ты все рыдаешь – и плач становится похож на вой загнанного в ловушку зверя. Я стала как-то неосторожно себя вести, то вставая на край платформы метро, то перебегая улицу на красный свет и закуривая, наплевав на приступы астмы. На теле то и дело появлялись какие-то синяки, словно сама жизнь жестоко избивала меня. Летом 2016-го я выпила и выкурила в разы больше, чем за всю мою предыдущую жизнь. Главным утешением был феназепам. Разумеется, никакую дозировку я не соблюдала, запивая таблетки красным вином и строча стихи в состоянии мрачной эйфории. Ловушка заключалась в том, что на следующий день я погружалась в еще более страшную депрессию. Июнь, июль, август – три этих месяца оказались настоящим адом. С. вставал и ходил на работу чисто механически, все остальное время спал. Готовила, покупала продукты и убирала квартиру я. Научилась делать массаж и уколы с витаминами. Потому что понимала: если он вернется к «родным», то его болезнь станет неизлечима, и жизнь он закончит в интернате, куда его с удовольствием сдаст родная дочь. Я убеждена, что психологическое окружение очень сильно влияет на развитие болезни.

Однажды я почувствовала, как тяготит меня мысль о предстоящих выходных с С.. Вот и славно, вот и хорошо. Осталось только взять телефон, позвонить, расстаться. Проснуться на следующее утро и решить, что все было тяжелым сном. Ведь даже счастье наше было кошмарным, с постоянной борьбой, нервами на пределе, моими срывами. Я его жалела и берегла. А кто пожалеет и сбережет меня?

Дни, когда он пошел на поправку, оказались для меня еще более тяжелым испытанием. С. должен был работать без выходных, да еще и вставать на два часа раньше. Благо, и возвращался он в семь, а не в одиннадцать. В то время я почти каждый день превращалась в кухарку, уборщицу и гейшу. Где-то в полпятого я бежала к его дому, забегая попутно в магазин. Тяжело было и то, что вернувшийся С. очень слабо реагировал на позитивные перемены. Чуть слышно благодарил, с аппетитом поглощал ужин, после чего почти сразу ложился и засыпал. Улыбка, хоть и грустная, изредка – смешливые интонации, иногда – объятия. Хоть отдаленно, но это напомнило мне прошлое лето и того уверенного во всем жизнерадостного мужчину, любящего так же, как любила я…

Разговоры наши длились очень долго. Я терпеливо объясняла С., что ненависть к себе – это лишь химические процессы в мозгу. Что теперь он информирован, а предупрежден – значит, вооружен. Что лекарства – не пустая трата денег, а повязка на рану, просто рана заживает долго. Заставляла его делать зарядку, хотя порой хотелось махнуть рукой – так тяжело это было. Но самое главное – я смогла убедить С. в том, что в болезни нет его вины.

Как справляемся? Только любовь и сила воли, вот и все. Чтобы быть способным помочь любимому, нужно максимально просвещаться, требовать у врачей точный диагноз, искать любую информацию о заболевании, уметь отличать медицинские рекомендации и авторитетные источники от недостоверных рассказов в сети. И самое главное – научиться отделять человека от его болезни. Если бы я этого не делала, то бросила бы С., ведь в депрессии он производит впечатление унылого лентяя, а в мании – самовлюбленного хама. Нужно постоянно твердить себе, что капризничает и кричит не сам человек, а его недуг. Но в норме нет человека внимательнее и заботливее. Сейчас у С. как раз интермиссия, и я не без гордости могу сказать, что закончилась первая депрессия, которую он перенес на ногах, без увольнений, госпитализации и голодания. Сейчас он – обычный рассудительный мужчина, а впереди еще очень много совместных дел. Мне тоже заметно легче. Мы – взаимная терапия друг для друга.

Кто мы?

Я многое узнала и поняла за время борьбы с биполярным расстройством у любимого человека. Например, что проблема заложена в нашем менталитете. В нашем окружении, в социуме, не понимающем и не принимающем БАРщиков и их беды.

Представьте себе человека в депрессии, который из-за страшной астении быстро устает, его настроение неустойчиво, самоконтроль ослаблен, он нетерпелив, неусидчив, плохо спит, не способен на длительное умственное и физическое напряжение, не выносит громкие звуки, яркий свет, резкие запахи. У него раздражительная слабость, повышенная возбудимостью и быстрая истощаемость, он слезлив и капризен. И окружающие непрестанно его критикуют, называют лентяем. За частыми больничными обязательно последует увольнение. Кто-то умный обязательно скажет о том, как плохо живется детям Африки, и что нельзя вешать нос. Слабо утешит и ценная информация о том, что «тем же самым» болеет, например, Стивен Фрай, известный английский актер. Депрессию пережить легче, когда у тебя есть деньги и ты не останешься без крошки хлеба, проведя полгода в упадке.

Чтобы разобраться с проблемами С., я нашла группу в социальных сетях, где люди объединены общей бедой, и задала ее участникам вопрос: «Вы были гиперответственным ребенком»? Почти 80% ответили, что «за любую провинность начиналось самобичевание». Что это, склонность характера или неправильное воспитание?